Многоликость таланта С.В.Рахманинова выразилась в ипостасях дирижера, композитора, исполнителя, хотя сам композитор часто говорил о том, что боится не найти себя, и в конце жизненного пути так и писал:

«…я не нашел себя…»

Этого композитора называют одним из самых выдающихся мелодистов. Сам он говорил:

«Я хотел бы спеть тему на фортепиано так, как ее спел бы певец».

В.Брянцева отмечает органичность сочетания в его мелодике уже сформированной афористичности с только намечающейся широтой дыхания, процессуальностью, претворяющей особенности исконно русского эпического мелоса. Так рождаются оригинальные рахманиновские «мелодии-дали» (Б.Асафьев) со сложным взаимодействием индивидуально-драматического и песенно-обобщенного лирического начала.

Это – лирико-эпическая мелодия нового типа, несущая драматический потенциал, чья природа – в особом соотношении и быстром взаимопереключении статического и динамического приемов развития (Л.Мазель).

Мелодика Рахманинова всегда связана с народными истоками, темами родины, колокольными звонами России.

Из богатого наследия, охватывающего широкий спектр жанров и тематик, остановимся лишь на немногих произведениях композитора:

Фортепианное творчество С.В.Рахманинова

В творчестве мастера фортепианные произведения составляют важнейшую его часть; большинство из них написаны в России. Образ звучащего рояля, созданный им, служит передачей глубины самого бытия. Привнеся о бразы колокольности, имеющие философско-мировоззренческий смысл, композитор утверждает в фортепианной музыкальной культуре их в качестве Вечной темы.

Пьесы-фантазии (ор.3, 1892) включают пьесы: «Элегия», «Прелюдия», «Мелодия», «Полишинель», «Серенада». Цикл отмечает сочетание индивидуальности рахманиновского языка и связь с предшественниками. В «Элегии» — черты шопеновской мелодики, шубертовской песенности; сарказм и гротеск Листа – в «Полишинеле».

«Шесть музыкальных моментов» (1896) — воплощение рахманиновской идеи утверждения оптимистического начала. Поначалу создавались как отдельные произведения, затем были объединены в цикл по принципу развития образа от мрака к свету. Пиком мрака и трагедии выступает №3; далее путь развития образа проходит через бурное волнение в №4 – к лирике в №5, с достижением кульминации (торжество света) в №6.

Этюды-картины (шесть этюдов-картин ор.33, 1911; девять этюдов-картин ор.39, 1916-1917) – в основном это «зарисовки», к жанру этюда как таковому отношение имеют условное.

Прелюдии Рахманинова

Традиционно прелюдия представлялась в связи с двумя путями существования:

• как вступление к фуге (в циклах, например, И.С.Баха);
• миниатюра (в творчестве Шопена, Лядова).

В творчестве Рахманинова появляется третье направление в жизни жанра:

— самостоятельная масштабная пьеса.

В циклах прелюдий наблюдается сочетание трех начал: лирики, эпики и драматизма. Они охватывают широкий круг образов, отличаются виртуозностью, блеском, развернутостью форм, монументальностью; программных названий не имеют.

Сравнение циклов прелюдий (десять прелюдий ор.23, 1903 и тринадцать прелюдий ор.32, 1910) демонстрирует изменения в соотношении образных сфер и эмоций в музыке: свойственные более раннему циклу настроения светлой поэтической лирики сменяются в более позднем возрастанием роли образов тревожных, драматических, роковых; также – величавой эпики и повышением яркости национального колорита. Это влияет на манеру фортепианного письма: усиление монументальности, богатство красок придают ему черты оркестральности.

Сонаты

Жанр фортепианной сонаты в целом не был характерен для этого композитора, в отличие от его современников. Сната №1 d-moll (ор.28, 1907) (как и №2 b-moll, ор.36, 1913) впечатляет глубиной, хотя и не вошла в число наиболее исполняемых и популярных произведений.

Концерты для фортепиано с оркестром

До Рахманинова жанр фортепианного концерта был реализован в творчестве Балакирева, Рубинштейна, но ни у кого не был определяющим. У этого композитора же этот жанр стал одним из важнейших, вобрав весь образный мир его творчества. Одной из главнейших черт является единство трех начал в его концертах (как и в прелюдиях): лирического, эпического и драматического.

Фортепианные концерты С.В.Рахманинова можно назвать своеобразным итогом его творчества: они обобщили то, что накапливалось композитором в прелюдиях, симфониях, т.д. Это, главным образом, —

• монументальность,
• концертность,
• виртуозность.

Он симфонизирует свои 4 концерта, отмечающие важнейшие вехи творчества, подхватывая эту традицию от Чайковского.

№1 (fis-moll, 1891) – окончание консерватории. Первый фортепианный концерт, отмеченный искренней взволнованной лирикой, был с успехом принят;

Второй фортепианный концерт (c-moll, 1901) отметил выход из кризиса и открыл зрелый период творчества. В знак благодарности композитор посвящает его В.Далю – врачу-психотерапевту и гипнотизеру, который сумел убедить его в непременном успехе произведения;

Третий фортепианный концерт (d-moll, 1909) обозначает один из пиков всего творчества композитора. Его истинное значение будет понято лишь со временем (тогда он станет причислен к величайшим шедеврам русской фортепианной музыки ХХ ст.);

№4 (g-moll, 1926), посвященный Н.Метнеру, создавался не один год, обобщая творческие искания.

Нередко к числу концертов причисляют и «Рапсодию на тему Паганини» (a-moll, 1934), где присущая ей концертность позволяет произведение «по праву считать Пятым концертом» (написана в форме вариаций).

Симфонии Рахманинова

(№1, d-moll, 1895; №2, e-moll, 1906-1907; №3, a-moll, 1935-1936)

Первая симфония С.В.Рахманинова оказалась не принятой современниками, обозначив переломный момент в творчестве мастера: ее исполнение потерпело провал. Произведение монументальное, восходит к лирико-драматическому симфонизму Чайковского, образности и комплексу музыкально-выразительных средств композиторов (в сочетании с чертами индивидуального авторского стиля). Неуспех становится сильным ударом для композитора, вызвав длительную депрессию. Композитор писал:

«После этой Симфонии не сочинял ничего около трех лет. Был подобен человеку, которого хватил удар и у которого на долгое время отнялись и голова и руки…».

Музыка Второй симфонии раскрывает величественно-печальный образ Руси, эпическая монументальность и широта сочетаются с проникновенной глубиной лирики.

Настроения Третьей симфонии выражают трагизм и фатальность, они исполнены тоски об утраченном (как и в «Симфонических танцах», здесь звучит тема средневековой секвенции «Dies irae» («День гнева»), прочно вошедшая в музыкальное сознание как символ смерти, рока.

«Симфонические танцы» — последнее произведение композитора, написанное в 1940 г., когда дыхание Второй мировой войны уже коснулось Европы.

Вокально-хоровое творчество

Вокальное творчество С.В.Рахманинова в целом отмечено тенденцией к постепенному усилению роли декламационного начала (цикл романсов ор.26, 1906 г.; в последующих циклах ор.34 и 38 эта тенденция проявится еще ярче).

Одним из наиболее значительных философских произведений композитора является поэма «Колокола» для оркестра, хора и солистов на сл. Эдгара По в свободном пересказе Бальмонта (1913). Это произведение – образец смешанного жанра, объединяющего черты симфонии и оратории.

Другая сторона идейных устремлений композитора во «Всенощном бдении» (1915, для хора a capella) на канонизированный богослужебный текст. Важнейшей чертой его является глубокая народность образного строя и интонационного наполнения. Композитор здесь использует мелодии знаменного и других старинных распевов, реализуя находки в области многоголосного хорового изложения, гармонизации музыкальной ткани, ее интонационной природы.

Оперное творчество Рахманинова

В основу опер «Скупой рыцарь» (1905, на текст трагедии А.Пушкина) и «Франческа да Римини» (1905, по Данте, либретто Чайковского), содержащих признаки жанра малой оперы, положена трагедия. Кроме того, в 1906 г. композитором была создана опера «Саламбо» (либретто М.Слонова, ныне утерянная), а с 1907г. работал над оперой «Мона Ванна» (по Метерлинку), но оставил ее неоконченной, более не обращаясь к оперному жанру в своем творчестве.

Сохраняя на протяжении всего творческого пути тесную связь с традицией, композитор С.В.Рахманинов в своих произведениях развивал, обновлял, переосмысливал их. Высшие критерии оценки для него – непосредственность и искренность высказывания, что во взаимодействии с необыкновенной красотой, глубиной и силой воздействия его музыки делают ее бессмертной и актуальной, ставя ее над рамками времени.

Это теме у нас есть подготовленный онлайн кроссворд о музыке этого мастера —

Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость - поделитесь

Op. 23 No. 1, фа-диез минор
Op. 23 No. 2, си-бемоль мажор
Op. 23 No. 3, ре минор
Op. 23 No. 4, ре мажор
Op. 23 No. 5, соль минор
Op. 23 No. 6, ми-бемоль мажор
Op. 23 No. 7, до минор
Op. 23 No. 8, ля-бемоль мажор
Op. 23 No. 9, ми-бемоль минор
Op. 23 No. 10, соль-бемоль мажор

В образном строе цикла из десяти прелюдий ор. 23 проявляются очевидные аналогии со Вторым фортепианным концертом . Например, поэтичная прелюдия Es-dur вызывает в памяти побочную партию из первой части концерта, тревожно-драматическая прелюдия c-moll напоминает по своему рисунку заключительное построение той же части. Вместе с тем в некоторых пьесах цикла находят отражение и новые мотивы, расширяющие образную сферу рахманиновского творчества. Так, нигде до сих пор у Рахманинова с такой силой не звучало активно героическое начало, как в полной ликующего пафоса, мужественной прелюдии B-dur. Одновременно сгущаются мрачные драматические настроения, принимающие порой зловещую окраску. Особенно ярко выражены они в «грозовой» прелюдии es-moll и в проникнутой роковыми предчувствиями «менуэтной» прелюдии d-moll- своеобразном варианте романтической «пляски смерти».

Цикл Рахманинова не представляет законченного, единого целого, подобно, например, шумановским фортепианным циклам , и каждая из входящих в него пьес вполне самостоятельна по форме и образному содержанию. Прелюдии ор. 23 создавались на протяжении довольно длительного времени и, по-видимому, без общего плана. Тем не менее всему циклу присуще известное внутреннее единство. Композитор располагает отдельные пьесы в определенной последовательности, соблюдая логику тональных отношений, образных соответствий или контрастов. Если в последней, десятой, прелюдии тональность Ges-dur заменить энгармонически равной ей Fis-dur, то цикл получит одноименное тональное обрамление (Зилоти, сыграв в 1904 году все десять прелюдий в одном концерте, нарушил эту последовательность и вместо певуче-лирической прелюдии Ges-dur поставил в конце блестящую прелюдию B-dur, что придало большую эфектность завершению цикла, но явилось известным отступлением от авторского замысла.).

Внутри этого обрамления прелюдии группируются по принципу тональной близости, иногда возникают парные сочленения на основе сопоставления одноименных или параллельных тональностей (прелюдии d-moll и D-dur; Es-dur и c-moll). Основой для сближения отдельных пьес служит также родство фактурных признаков. Так, три прелюдии, построенные на непрерывном моторном движении (c-moll, As-dur и es-moll), следуют одна за другой, образуя единую группу.

Жанр прелюдии, получивший очень широкое развитие в русской фортепианной музыке рубежа XIX-XX веков, своеобразно трактуется Рахманиновым. Его прелюдии отличаются от лаконичных, зачастую фрагментарных прелюдий Лядова и Скрябина более крупными масштабами, наличием внутреннего развития, «концертностью» фактуры. Несмотря на отсутствие программных заголовков, музыка их чрезвычайно образна и часто рождает определенные картинные ассоциации. В некоторых прелюдиях Рахманинов прибегает к использованию отстоявшихся жанровых форм. Иногда на это имеются прямые указания в авторских определениях темпа и характера исполнения (Tempo di minuetto -в прелюдии d-moll; Alia marcia - в прелюдии g-moll). Но и при отсутствии подобных авторских указаний жанровая природа отдельных пьес ощущается вполне ясно (например, «баркарольная» прелюдия D-dur). Однако эти жанровые типы, как правило, трактуются композитором очень свободно и индивидуально. Тонкость и многозначность рахманиновской образности затрудняет ее перевод на язык точных словесных понятий. Поэтому еще ранее, в фортепианном цикле Шесть музыкальных моментов ор. 16 , композитор отказался от наименований, конкретизирующих образный строй отдельных пьес, и предпочел им общее, нейтральное определение. В данном случае он избрал термин «прелюдия» как более употребительный и распространенный в музыке начала XX века (Одним из своеобразных преломлений этого жанра являются фортепианные прелюдии К. Дебюсси, которым так же, как и рахманиновским прелюдиям, свойственны относительно развернутые масштабы и яркая образность музыки, при совершенно, однако, ином характере этой образности.).

В основе прелюдий Рахманинова лежит почти всегда какой-нибудь один момент, одно постепенно раскрываемое душевное состояние. Прелюдия g-moll, построенная на контрастном сопоставлении сурового, грозно и неуклонно нарастающего маршевого движения с мечтательной лирически-напевной серединой, представляется в этом отношении исключением. Единством эмоционального характера определяется выдержанность фактуры и непрерывность мелодического развития. Необычайная широта и длительность мелодического развертывания, так замечательно проявившаяся в Adagio из Второго фортепианного концерта, свойственна и ряду прелюдий, форма которых возникает как бы на одном дыхании и с трудом поддается расчленению.

Такова открывающая цикл элегически задумчивая прелюдия fis-moll с широко протяжной, медлительно развертывающейся темой песенного склада. Мелодия развивается из короткой начальной попевки на основе вариантного принципа и описывает одну большую дугу, достигая яркой по выражению высотной и динамической кульминации, а затем так же плавно опускается к исходному уровню с постепенным затуханием динамики, после чего дано заключительное построение типа коды. Форма этой прелюдии содержит достаточно ясные признаки трехчастности с экспозиционным построением, развивающей серединой и динамической репризой. Но благодаря тому что границы между разделами формы стушеваны и ни одно мелодическое построение не повторяется буквально, кажется, что музыка течет непрерывно, без остановок и цезур. Этому впечатлению способствует и остинатный рисунок сопровождения, необычайную выразительность которому придают настойчиво повторяющиеся скорбные интонации вздоха.

Определяющая роль мелодического начала в развитии всех элементов музыкального целого еще более заметно проявляется в прелюдии Es-dur , образная связь которой со светлыми, одухотворенно-поэтическими эпизодами Второго фортепианного концерта отмечалась неоднократно. Здесь почти совсем стирается грань между певучей мелодической темой и сопровождающим ее рисунком. Как верхний мелодический голос, так и фигурации левой руки вырастают из одного короткого зерна, основанного на типичном для Рахманинова ровном поступенном движении. Длительная, плавно парящая мелодическая линия создается на основе вариантного развития начального трихордного мотива, который и в основном своем виде и в различных его видоизменениях постоянно слышится в оплетающей тему узорчатой вязи шестнадцатых. Первый, повторяющийся затем в измененном виде, четырехтакт построен по принципу «сопоставление с результатом» (1 + 1 = 2), но плавно нарастающий характер мелодического рисунка сообщает ему слитность и непрерывность развертывания. По тому же принципу волнообразного нарастания построено и дальнейшее развитие, вплоть до кульминации, достигаемой в конце первой половины пьесы, где мелодическая волна расширяется до трех тактов и охватывает диапазон более октавы.

Вторая часть прелюдии, по длительности почти равная первой, основана на постепенном затухании, совершающемся такими же последовательными волнами. После воодушевленного подъема наступает медленное «истаивание» лирического чувства. Под влиянием мелодического развития переосмысливается значение элементов формы, и вся вторая половина воспринимается, в сущности, как необычайно широко развернутая кода.

По-иному проявляется мелодическая обусловленность формы в прелюдии D-dur , содержащей ряд признаков жанра баркаролы: широко льющаяся, спокойная, мечтательная мелодия, плавно колышущийся ритм сопровождения, «объемность» фактуры, вызывающей пространственные ассоциации, и даже отдельные изобразительные штрихи, дополняющие поэтический образ (например, короткие восходящие фигуры шестнадцатых в последнем разделе, напоминающие всплески воды). В основе этой прелюдии лежит законченная по построению шестнадцатитактовая тема песенного склада (Характерна волнообразная вариантность в самом строении этой темы: три первых четырехтакта аналогичны по мелодическому рисунку, но звучат каждый раз ступенью выше, подготавливая стремительный, но быстро угасающий взлет в последнем четырехтакте.), излагаемая дважды подряд с небольшими вариантными изменениями. Вторая половина пьесы состоит также из двух построений. Первое из них вносит элемент движения и эмоционального контраста: та же тематическая основа сохраняется и здесь, но ритмические длительности сокращаются вдвое и из интонаций темы складывается подвижная, мелодически устремленная кверху фигура, которая развивается посредством ряда секвенций с нарастающей динамикой, приводя к патетической «рахмаииновской» кульминации. После этого тема снова проводится полностью, но в измененном по изложению варианте.

Форма прелюдии в целом может быть трактована как соединение двухчастности с куплетно-вариационным принципом. Но все ее разделы тесно спаяны воедино благодаря непрерывно развивающейся сквозной линии волнообразного подъема и последующего постепенного спада.

В более скромных масштабах осуществляется тот же принцип непрерывного мелодического развития в шопеновски тонкой, изящной по фактуре заключительной прелюдии Ges-dur . Она написана в очень ясной и пропорциональной трехчастной форме с одной темой и серединой, построенной на развитии ее мотивных элементов. В третьей части эта тема проводится в первоначальном своем виде, в том же теплом «виолончельном» регистре, в котором она, излагалась в начале. Но присоединяющийся к ней второй высокий голос, свободно имитирующий тему, придает новую окраску ее звучанию. Красиво и выразительно звучит кода прелюдии с плавно нисходящими секвенциями в верхнем голосе на фоне густой, полнозвучной сети фигураций, несколько напоминая по характеру заключительное построение Adagio sostenuto из Второго фортепианного концерта.

Другими средствами пользуется Рахманинов в суровых, драматических по выражению прелюдиях d-moll и g-moll. Главным выразительным и формообразующим элементом становится в них не мелодически-песенное начало, а ритм, по-рахманиновски четкий, упругий и вместе с тем очень детально и тщательно разработанный. Как уже было замечено ранее, связь с конкретными жанровыми формами, на которую указывают собственные авторские ремарки, в обеих пьесах условна и относительна. Прелюдия d-moll , «в темпе менуэта», далека по своему характеру от чинного и жеманного старинного танца. Элементы различных старинных жанров используются композитором не в целях стилизации, а как средство известного «остранения» образа. Общий колорит музыки холодный и сумрачный, что-то застывшее и неживое слышится в строгой размеренности ритмического движения, сухом, отрывистом звучании темы, ее регистровом однообразии и ровной, приглушенной динамике. Порою ощущается скорее тяжелая медлительная поступь торжественной сарабанды, нежели манерные приседания дам и кавалеров, танцующих галантный менуэт. Суровая сосредоточенность тона подчеркивается полифонически изложенными эпизодами в духе органного прелюдирования. Особое выразительное значение приобретает острая ритмическая фигура левой руки во втором такте темы, напоминающая отдаленные грозовые раскаты:

В качестве своего рода лейтритма эта фигура проходит через всю пьесу и звучит то мощно и грозно, то глухо и затаенно.

Не без основания у некоторых исследователей возникала аналогия между фортепианной пьесой Рахманинова и написанным несколько позже романсом Танеева «Менуэт», в котором преломились сквозь призму образов прошлого непосредственные впечатления от событий первой русской революции. Г. М. Коган указывает на легко уловимое сходство одной из ритмических фигур рахманиновской прелюдии с ритмоинтонацией французской революционной песни «Qa ira», использованной Танеевым как символ крушения и гибели старого, уходящего мира.

В коде прелюдии из этого типичного для Рахманинова ритма вырастает короткий, острый мотив, повторяющийся многократно с автоматической равномерностью, подобно механическому бою часов. Все это производит впечатление таинственно мелькающих жутких масок.

Прелюдия g-moll с маршевыми крайними частями, обрамляющими экспрессивно-лирическую певучую середину, вызывала разные толкования. Коган воспринимает ее как «фортепианный вариант» романса «Судьба» . Другой исследователь рахманиновского творчества находит в ней проявление «суровой энергии», «красоты воинского подвига», «могучего напора всесокрушающей на своем пути воли».

Столь различное понимание одного и того же произведения двумя исследователями может быть оправдано образной многозначностью самой музыки. В ней есть и мужественная энергия, и воодушевленный порыв, и одновременно тревога перед чем-то неотвратимым, грозно и неумолимо надвигающимся. Жанр марша своеобразно преломлен в первой теме прелюдии, с ее причудливыми, порой даже несколько фантастическими ритмическими очертаниями. Чеканная маршевая поступь соединяется с чертами иронической скерцозности, словно мефистофельская улыбка просвечивает за крадущимися «шагами» темы, из которых потом вырастает суровый, грозно-величественный образ. При этом роль динамизирующего, непрерывно «подхлестывающего» фактора выполняет ритмический оборот, аналогичный тому, который с фатальным однообразием и неизменностью звучит в коде прелюдии d-moll. Этот оборот слышится несколько раз и в среднем эпизоде прелюдии g-moll, являясь связующим звеном между ее тематически контрастными разделами.

Настроения радостного подъема, торжества и ликования господствуют в блестящей «рыцарственной» прелюдии B-dur , с ее воинственными фанфарными звучаниями, призывными боевыми кличами и энергичными повелительными ритмами. Музыка этой светлой по колориту, мужественной, героической прелюдии проникнута безостановочным бурлящим движением, кипением могучей, рвущейся на простор силы. Широкие арпеджированные пассажи левой руки, создающие постоянный подвижной фон, звучат как мощные накаты волн морского прибоя. Это непрерывное движение не прекращается и в более спокойно и мягко звучащем среднем эпизоде, где возникает неуклонно стремящаяся ввысь лирически воодушевленная мелодия. Вспоминаются строки из горьковской «Песни о соколе»:

Блестело море все в ярком свете, и грозно волны о берег бились.
В их львином реве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни:
Безумству храбрых поем мы славу!

(Конечно, здесь может идти речь только об образных аналогиях, а не о прямой зависимости рахманиновской прелюдии от «Песни о соколе», на что нет никаких указаний в авторских высказываниях.)

В трех прелюдиях, основанных на непрерывном моторном движении «этюдного» характера, которые Рахманинов поместил в цикле подряд (c-moll, As-dur и es-moll), наиболее очевидна связь с шопеновским пианизмом. Так, прелюдия es-moll в двойных нотах, вероятно, была написана под непосредственным воздействием этюда gis-moll ор. 25 (Это один из этюдов Шопена, входивших в постоянный репертуар пианистических занятий Рахманинова.). В прелюдии As-dur применяется типичный для Шопена прием мелодизации фактуры посредством выделения скрытых мелодических голосов в фигурациях. Однако и в этих пьесах характерная «эмоциональная настройка» рахманиновского творчества проявляется с достаточной ясностью. Прелюдии c-moll и es-moll проникнуты бурным, напряженным драматизмом, пафосом борьбы и протеста, музыка их полна энергии и страстной взволнованности. Чрезвычайно ярки и выразительно заострены основные динамические кульминации, к которым устремлено все развитие. Как и остальные пьесы рассматриваемого цикла, эти прелюдии вызывают конкретные образные ассоциации, приобретавшие особое значение в условиях того времени. Кружащийся вихревой рисунок пассажей в прелюдии c-moll или грозно воющие хроматизмы в прелюдии es-moll звучат как отдаленный гул нарастающей бури.

Разнообразие приемов фортепианного изложения, используемых композитором в этом цикле, служит ему для воплощения многогранного реалистического содержания. Образная яркость и конкретность музыки, жизненность самих образов, глубоко коренящихся в русской действительности, наряду с богатством выразительных средств и высоким мастерством фактуры обеспечили прелюдиям Рахманинова широкое признание и любовь аудитории. Наряду с его Вторым концертом они вошли в золотой фонд русского классического фортепианного репертуара.

Приветствую участников содружества "Искусство звука"!

С.В. Рахманинов - мой самый любимый композитор. Объяснить, почему это так, непросто. Вышло так, что с детства его музыка вызывает в душе что-то такое, необъяснимое, что-то такое, что заставляет сердце биться в унисон с его музыкой. И еще… музыка С.В. Рахманинова для меня ассоциируется с Россией, с ее природой, с русским народом. Мне кажется, что нет другого композитора, музыка которого так связана с Россией. Да, все мы знаем, что композитор часть жизни провел не в России, это так. Но, его музыка, его сочинения, написанные в то время, когда он жил в России, и тогда когда он ее покинул, остаются привязанными к России, в них тот же лейтмотив.
В своем блоге я уже написал немало постов о музыке, но так вышло, что ни разу не обращался к творчеству моего самого любимого композитора. Сейчас, когда организовалось сообщество людей, преданных музыке, постараюсь восполнить этот пробел, и свой первый пост посвящаю С.В. Рахманинову.
Намеренно в заголовке поста не указал, о каких именно прелюдиях С.В. Рахманинова идет речь, ведь их у него намного больше. Уверен, что большинство из вас догадалось о каких именно прелюдиях идет речь. Одна из них, вообще, как говорят, находится вне конкуренции, это прелюдия До диез минор соч. 3 №2.

Вторая прелюдия, о которой хочу написать - Прелюдия соль минор соч.23 №5.

Живописные окрестности города Сумы знамениты тем, что в конце XIX века здесь любили отдыхать гении. В посёлке Низыв усадьбе помещика Н.Кондратьевав 1871-79 гг. каждое лето (кроме 1877- года своейженитьбы) жил .В особняке помещиков Линтварёвых на Лукев 1888-1889 годылетом гостил А.П.Чехов. А летом 1893 года в Лебединев имении купца в жил С.В.Рахманинов.

Все они были знакомы между собой. Чайковский и Чехов собирались вместе писать оперу поодной изчастей романа «Герой нашего времени» Лермонтова «Бэла». Рахманинов сдавал Чайковскому экзаменпо композиции, за который Пётр Ильич поставилСергею Васильевичупять стремя плюсами.

Знакомство Чехова с Рахманиновымпроизошло в сентябре 1898 года. Рахманинов аккомпанировал Шаляпину в Ялте. После концертаАнтон Павлович, войдя вартистическую, прямо направился к Сергею Васильевичу со словами: «Я все время смотрел на вас, молодой человек, у вас замечательное лицо — вы будете большим человеком».

У драматургаЧехова не сложилосьс Толстым. Лев Николаевич терпеть не мог чеховские пьесы: » «Чайка» очень плоха… Лучшее в ней - монолог писателя, это автобиографические черты, но в драме они ни к селу, ни к городу».

Рахманинову тожеперепалоот Толстого. В 1900 году после провалаПервойсимфонии знакомые привели его к Толстому, чтобы великий писатель подбодрил начинающего композитора. Толстой послушалпесни и романсыРахманиновав исполнении Шаляпина и,как рассказывал сам Сергей Васильевич: « Я сразу заметил, что Толстой нахмурился и, глядя на него, и другие затихли. Я, конечно, понял, что ему не понравилось и стал от него убегать, надеясь уклониться от разговора. Но он меня словил, и стал бранить, сказал, что не понравилось, прескверные слова. Стал упрекать за повторяющийся лейтмотив. Я сказал, что это мотив Бетховена. Он обрушился на Бетховена… Потом, в конце вечера, он подошел ко мне и сказал: «Вы не обижайтесь на меня. Я старик, а вы — молодой человек». Тут я ответил ему даже грубо: «Что ж обижаться мне, если Вы и Бетховена не признаете…»

РахманиноврассказалЧехову о своём неудачном визите к Толстому.Тотответил как настоящий доктор: „Если это произошло вдень, когда Толстой страдал от желудочной боли, - он не мог работать и поэтому должен был быть в очень нервном состоянии. В такие дни он склонен говорить глупости. Но не надо обращать на это внимания. Это не важно“….

А вот уже Рахманинов вспоминает о Чехове: «Какой человек! Совсем больной и такой бедный, а думал только о других. Он построил три школы, открыл в Таганроге библиотеку. Он помогал направо и налево, но больше всего был озабочен тем, чтобы держать это в тайне».

Надо сказать, чтоРахманинов,бывшийвсемирно известным пианистоми бравший достаточно высокие гонорары за выступления, большую их часть расходовал на благотворительность. Основными (но не единственными) адресатами его помощи были соотечественники в советской России.К слову,музыканты утверждают, что постромантик Рахманинов переросромантизм пианистически и задал новый идеал исполнительства чуть ли не на век вперед. Акогда он написал свою Первую симфонию, ему было всего 22 года. Дирижировал ею А. Глазунов, человек, по воспоминаниямсовременников,пьющий, способный дажеза пультвстать в нетрезвом виде. Похоже, что он, глядя намолодость композитора,просто непонял,с музыкой какого уровня работает.

Между тем,и Чехов, и Рахманиновгениально чувствовалинаступлениеэпохи, о которой Ницше говорил как о времени превращении человечествав сверхчеловека—существа, создавшего технику, способную уничтожить его самого.Чувствовали раньше многих своих современников.В этой связи показательно, что Первая симфония и«Чайка» созданы в один год(1895). И обе премьерызакончились провалом и полным неприятием публикии критики.

Завершаячеховскуюветкужизни Рахманинова,скажем, что12 января 2007 годав Санкт-Петербурге на сцене Александринского театрас успехом и аншлагом прошлапремьерабалетаБориса Эйфмана «Чайка» по мотивамодноименнойпьесы Чехова на музыку Рахманинова…

Как известно, Сергей Рахманиновуспел уехатьи вывезти семью из Советской России сразу после революцииизакончил свою жизнь гражданином США. Каки ещё одингений — Владимир Набоков.В судьбе Рахманинова есть подспудная биографически-литературная связь сНабоковым.

Один из последних романовНабокова «Ада, или радостистрасти», который ставят в один ряд с «Войной и миром» Толстого, «Улиссом» Джойса и эпопеей Пруста —это история любви Ивана Вина и Ады Вин,длившейсяпочти девяносто лет. Они были брат и сестра. Законы общества не позволяли имофициально оформить отношения, но их любовь, вспыхнувшая в 12-14 лет, была безумна. К сожалению,им пришлось провести жизнь отдельноивстретиться уже на склоне лет, после смерти мужа Ады и тысячотношенийс женщинами Вана, так и не связавшего себя узами брака ни с одной из них.Встретившись, Ван и Ада провели вместе ещё 40 лет. Оба дожили почти до ста…

Так вот Рахманинов был женат на своей двоюродной сестре Наталье Сатиной. Онасталаматерью их двоих детей.Все знавшиееё людиговорято душевнойкрасоте и духовном величии этой женщины. Церковь, запрещающая браки между родственниками до четвертого колена, не давала разрешения на этот союз, и чувства молодых людей подверглись длительному испытанию. Но в апреле 1902 года Рахманиновы венчались в полковой церкви, подав одновременно прошение на высочайшее имя об узаконивании брака. Государь дал согласие. Это был крепкий и счастливый союз.Набоков вполне мог иметь в видусемейную историюРахманиновых, сочиняяроман проВина и Аду.

Известно, что в жизни Чайковского была некаятаинственная романтическая история, связанная с его покровительницей Надеждой фон Мекк.Есть такойромантический фрагменти в биографии Сергея Рахманинова.

Рахманинова после провала Первой симфонии лечил от депрессии доктор Николай Владимирович Даль - русский психотерапевт, оккультист и гипнотизер.А у него была красивая дочь Елена.Есть мнение, что именно поэтому лечение затянулосьнатри года, хотя,по воспоминаниям близких, Сергей Васильевич был натурой жизнерадостной, активнойи энергичной.Дальвнушал Рахманинову,что скоро всё наладится и что тот напишет прекрасный фортепианный концерт. И композитор действительно создал одно из самых прекрасных своих произведений - Второй фортепианный концерт и посвятил его… дочери своего доктора. Новскоре, под влиянием семейства Сатиных (семьи невесты),Сергей Васильевичизменил решение и переписал посвящение, адресовав его уже самому Далю.

В 1918 году Сергей Васильевич оказался в Америке, а в 1919-м туда прибыла Елена Даль. Семья Сергея и Натальи Рахманиновых внешне выглядела идеальной. Однакопосле каждого концерта музыканта его в артистической ждалбукет белой сирени от другой женщины. И они оба об этом знали. Наталья никогда не устраивала публичных сцен и нив чём не упрекала мужа. В от рассказ внукакомпозитора Александра Рахманинова опоследних днях жизни деда. «Сергей Васильевич очень много курил, практически не выпускал изо рта сигарету. И заболел раком. Последние месяцы жизни он провёл в Калифорнии. Наталья Александровна и Ирина (старшая дочь) были рядом. Уход из жизни был очень тяжёлым. Сергей Васильевич шёпотом спросил: «Вы ведь слышите? На улице играют мою «Всенощную»…» В этот трагический момент тихо отворилась дверь в спальню и к изголовью теряющего последние силы композитора подошла ещё одна женщина, за которой срочно посылала шофёра сама Наталья Александровна. Не произнеся ни звука, она жестом попросила её подойти ближе к кровати, указав на место рядом с собой. Через мгновение жизнь покинула великого Сергея Рахманинова…»

В общем,такая романтическая история, конечно же,поэтизирует биографиюСергея Рахманинова, внося в неё человеческую изюминку. Новот что я прочитал в одном из комментариевк ней:

«…история о Натальe Александровнe Рахманиновой и ее «сопернице» конечно, очень романтичная история, но боюсь, не соответствует действительности. У доктора Н.В. Даля было трое детей:дочь Елена и сыновья Владимир и Николай. Елена родилась 8 февраля 1889 в Москве. А С.Рахманинов лечился у Даля в конце 1899, начале 1900 года. Вы точно уверены, что Сергей Рахманинов страстно влюбился в десятилетнюю девочку и хотел посвятить ей свой концерт, а Наталья Сатина от этого страдала?»

Ах, как жаль!Что ж, раз с поэтической историей не сложилось, будем наслаждаться музыкой. Кстати, я больше всего люблю у Рахманинова«Прелюдию для фортепиано No.5 Соль минор op. 23». Мне кажется,что этой музыкой Рахманинов разговаривает с Бетховеном оЛьве Николаевиче Толстом…

Когда Федор Шаляпин поинтересовался, как он пишет музыку и ясно ли он слышит её перед тем, как занести на бумагу, Сергей Васильевич ответил, что слышит.
- Ну, как же? - допытывался Шаляпин.
- Ну, так, слышу.
- Где?
Сергей Васильевич сделал паузу и ответил:
- В голове. Только когда напишу на бумагу, перестанут играть.

Музыка С.В.Рахманинова мне очень близка. Почему так - в двух словах не опишешь... С самых ранних лет его произведения вызывают у меня нежный трепет, учащенное сердцебиение, прекрасные и светлые чувства. Это что-то настоящее и неповторимое.

Сегодня я хочу рассказать о трех самых моих любимых произведениях Сергей Васильевича Рахманинова.

Итак, две Прелюдии и Вокализ.

Прелюдия до диез минор (соч. 3 №2)

Это произведение относится к числу самых популярных классических произведений. У этой прелюдии очень интересная история.
«В рассматриваемой прелюдии я старался приковать внимание к начальной теме. Эти три ноты в виде октавного унисона должны прозвучать торжественно и угрожающе <…>».
«Мотив из трех звуков проходит на протяжении 12-ти тактов первого раздела, а в противовес ему в обоих ключах звучит контрастная мелодия в аккордовых последованиях. Здесь два мелодически противоборствующих элемента, цель которых - завладеть вниманием слушателей. Сущность главной темы – это массивный фундамент; контрастом ему становится гармонизированная мелодия; ее функция – рассеять мрак. Но если разработку ее продолжить, то возникает монотонность, и поэтому быстро вступает средняя часть. Смена настроения резкая, и на протяжении 29-ти тактов музыка устремляется подобно нарастающей буре, усиливаясь по мере того, как мелодия движется вверх. Эта часть написана мелкими длительностями, а первая тема вступает как кульминация в удвоении одновременно в правой и левой руке. Буря стихает, музыка постепенно успокаивается и семитактная кода завершает сочинение. Слушатель был взволнован, возбужден и успокоен. Теперь он готов к восприятию следующего произведения. Прелюдия выполнила свое назначение».(С.Рахманинов)

Прелюдия соль минор (соч.23 №5)

Прелюдия №5 представляет собой величественный марш с красивейшим певучим трио. Она была создана в год завершения Второго фортепианного концерта (1901 г.) и, несомненно, родственна финалу Концерта бьющей через край энергией.
З. А. Прибыткова пишет: «Мне всегда бывало жутко от исполнения Рахманиновым этой прелюдии. Начинал он тихо, угрожающе тихо… Потом "крещендо" нарастало с такой чудовищной силой, что казалось – лавина грозных звуков обрушивалась на вас с мощью и гневом… Как прорвавшаяся плотина».

О процессе создания фортепианных произведений композитор отзывался так: «…Я нередко убеждался, что короткая фортепианная пьеса причиняла мне всегда гораздо больше мук и ставила передо мной больше проблем, чем симфония или концерт. Когда пишешь для оркестра, само разнообразие инструментальных красок как-то подводит к различным мыслям и эффектам. Когда же я пишу маленькую фортепианную пьесу, я целиком во власти своей тематической идеи, которая должна быть представлена сжато и без отступлений… В конце концов, сказать то, что вы имеете сказать, и сказать это кратко, ясно, немногословно – вот самая трудная задача, стоящая перед художником».

Вокализ (соч.34, № 14)

Вокализ был написан Рахманиновым в 1912 году и посвящен Антонине Васильевне Неждановой, выдающейся русской оперной певице. И после этого у композитора наступила жесточайшая депрессия, которая еще более обострилась из-за кончины его друга Сергея Ивановича Танеева. Почти полтора года Рахманинов не садился за рояль.

Вокализ – одно из самых известных произведений С.В.Рахманинова. Интересно то, что оно звучит чаще не в оригинальном вокальном варианте, а в многочисленных аранжировках- переложениях.

Сохранились воспоминания певицы, в которых она рассказывает об этом произведении:
«В последние годы его жизни в Москве я была осчастливлена исключительным вниманием со стороны Сергея Васильевича: он написал для меня и посвятил мне чудесный «Вокализ». Это талантливое, прекрасное произведение, написанное с большим художественным вкусом, знанием, произвело сильное впечатление. Когда я высказала ему своё сожаление о том, что в этом произведении нет слов, он на это сказал:
- Зачем слова, когда вы своим голосом и исполнением сможете выразить всё лучше и значительно больше, чем кто-нибудь словами.
Это было так убедительно и серьезно сказано, и я так этим была тронута, что мне оставалось только выразить ему от всей души свою глубокую благодарность за такое лестное мнение и исключительное отношение ко мне. "Вокализ" свой до напечатания он приносил ко мне и играл его много раз. Мы вместе с ним, для более удобного исполнения, обдумывали нюансы, ставили в середине фразы дыхание. Репетируя со мной, он несколько раз тут же менял некоторые места, находя каждый раз какую-нибудь другую гармонию, новую модуляцию и нюансы. Затем, после того, как «Вокализ» был оркестрован, я в первый раз спела его с оркестром под управлением дирижера С. А. Кусевицкого в Большом зале Благородного собрания. Успех Рахманинова как великого композитора был колоссальный. Я бесконечно радовалась тому, что часть заслуженного успеха принадлежала также и мне как исполнительнице. Рукопись «Вокализа», которую он мне подарил до концерта, с тех пор хранится у меня как драгоценное воспоминание о гениальном композиторе».

"Вокализ" Рахманинова звучит в исполнении Вероники Джиоевой
(Оркестр Новосибирской филармонии)

Трогательную историю об отношении самого С. Рахманинова к этому своему произведению рассказал великий скрипач XX века Натан Мильштейн, лично знавший и много общавшийся с композитором: «Как-то раз мы с Пятигорским приехали, не условившись заранее, к Рахманинову домой - как всегда, около четырех часов дня. Пятигорский был с виолончелью, я - со скрипкой. Дверь нам открыла прислуга: «Тихо, тихо - хозяин спит...» (Днем, после русского обеда, Рахманинов обыкновенно отдыхал. Дом в это время замирал.) На цыпочках мы с Пятигорским вошли в гостиную. На пюпитре увидели ноты рахманиновского «Вокализа», который мы оба знали очень хорошо. Не сговариваясь, мы оба вынули инструменты из футляров и стоя начали играть «Вокализ» - тихо-тихо, в унисон, с разницей в октаву. Вдруг к нам вышел Рахманинов. Заспанный, он был похож на арестанта со своей короткой стрижкой и в полосатой пижаме с поднятым воротником. Без слов он подошел к роялю и, тоже стоя, подыграл нам аккомпанемент - но как! Когда мы все доиграли «Вокализ» до конца, Рахманинов все так же безмолвно ушел из комнаты - со слезами на глазах...».

Биография С.В.Рахманинова